У нас мухи

Я отказываюсь писать о фильме "Груз 200". Нет ровно никакого смысла писать о том, что можно только увидеть и прочувствовать лично, и никак иначе.  

Первое и единственное желание, возникающее сразу после затемнения на финальном титре — на одном вдохе замахнуть стакан водки и выматериться. Даже если спиртное не пьешь и мат в речи не употребляешь. Это, наверное, заложено где-то в генокоде у представителей гордой народности русских: уж сколько раз было подмечено и в фольклоре, и в наблюдениях со стороны, что каким бы академически богатым, изощренным и витиеватым ни был вокабуляр любого отдельно взятого нашего соотечественника, в минуты сильнейших эмоциональных и физических переживаний с губ срываются только те самые слова, так долго и старательно вымарывавшиеся из национального сознания цепкой цензурой. А «Груз 200» эти переживания дает в критических объемах.  

Часто приходится слышать вопрос, возникающий после выхода на экраны очередного кровавого «ужастика», которые в последние годы все больше напоминают репортажи с экскурсий в анатомический театр: «Зачем снимать такие фильмы?». Ответ очевиден: да просто потому, что они необходимы. Средняя жизнь среднего обывателя, ходящего в средних размеров кинозалы со средненьким сервисом и столь же посредственным звуком и картинкой, плесневела, ржава и покрыта многометровым слоем болотной тины. Все эмоции такого человека штампованы, банальны и заезжены, навязанные ежедневной рутиной дом-работа-дом. Всплески случаются по особым случаям — праздникам и тому подобному, когда один набор шаблонных эмоций заменяется на другой, но глобальной перемены все равно не случается. Чтобы хоть как-то разнообразить этот ассортимент, люди придумывают всякое: от безобидного катания на русско-американских горках, до прыжков с моста вниз головой с привязанной к ногам веревкой. А для самых ленивых, коих абсолютно подавляющее большинство среди представителей хомосапиенсов, есть вот кино, где им показывают то, чего они в своей серой жизни никогда и не увидят (к счастью, наверное). Самыми сильными, конечно же, среди этих инъекционных эмоций навсегда останутся деструктивно-негативные — страх, отвращение и злость. Ну а достичь всего этого методами кино и вовсе не сложно, главное — захотеть.  

Только вот «Груз 200» ни черта не относится ко всему этому конвейерному производству. Здесь совершенно другой уровень — никакой крови в декалитрах, никакой расчлененки, но… Если при виде со смаком отпиливаемой ноги крупным планом во всех ракурсах можно зажмуриться, закрыть глаза, да и тут же, собственно, вполне естественно забыть, то от происходящего на экране во время показа «Груза 200» глаз оторвать невозможно. Это такой психологический феномен, когда видишь нечто поистине ужасное и шокирующее, да еще и по-настоящему, ты понимаешь, что смотреть на это не то что не хочешь — не можешь, но и взгляд отвести тоже не в состоянии. Находишься под влиянием шока и страха, который парализует тебя и заставляет все смотреть и смотреть… И глядя на экран, к вящему ужасу понимаешь, что в происходящем там ничего нереального и надуманного нет и то же самое может происходить вечерами в соседской квартире. А это для психики гораздо более сильное испытание, чем созерцание садисткого балета в средневековых декорациях какого-нибудь «Хостела».  

Сложно словами передать все то эмоциональное напряжение, которое ни на мгновение не покидает во время просмотра «Груза 200». Сначала это предчувствие чего-то: напряженный смех, недоверие к каждому слову… Но потом это — шок, взрыв, сердце начинает бешено колотиться, грудь сдавливает, дыхание сбивается, разум вступает в тяжкий бой за удержание позиций. И не получится сбежать, капитуляция не пройдет — та же самая сила, что не дает отвести взгляд от экрана, не даст и уйти из зала. Вынести могут.  

Нет, «Груз 200» — это не «фильм ужасов», не «триллер» и даже не «драма». Жанрового определения для него не существует. Это фильм, который владеет мыслями зрителя еще много дней после просмотра. И по этой причине сейчас нет совершенно никакого смысла по косточкам разбирать значения образов, мессиджи и иносказания. Каждый мыслящий человек без особого труда все сам поймет, проанализирует и интерпретирует, благо пищи для этого дано с добрым запасом.  

Отказу от неблагодарного труда интерпретирования есть и еще одна причина. Восприятие зрителями таких картин всегда индивидуально, зависит от жизненного опыта, взглядов на политику, религию, искусство, и многого другого. И если для кого-то очевидным будет, например, соотнесение голой Анжелики, прикованной наручниками к кровати, в окружении трупов жениха-десантника, милиционера-маньяка и люмпена-алкоголика с самой матушкой-Россией, задыхающейся под разлагающимися трупами своей же армии, милиции и народа; кто-то сразу поймет, что за вьетнамец Сунька беспрекословно слушается русского хозяина, подносит ему трехлитровые банки самогона, а потом оттаскивает его, упившегося до беспамятства, то кто-то не увидит в фильме ничего кроме антисоветчины, или наоборот, описания современной реальности, а то и вовсе навязшего в зубах «возвращения к церкви». И каждый будет прав, просто правда у каждого будет своя.  

Если же рассматривать фильм сугубо с кинематографической точки зрения, то здесь можно сказать очень много лестных слов, что впрочем и не удивительно, стоит лишь посмотреть на фамилию режиссера. Хотя, мнение вряд ли было бы другим при нелицеприятном подходе, что просто не может не радовать.  

Главные комплименты, конечно же, тщательно воссозданной во всех мелочах эпохе. Одежда, интерьеры, индустриальные пейзажи, едва живой Константин Устинович Черненко, сменяющийся бодро скачущим Африком Симоном по телевизору… Даже если какие-то огрехи в аутентичности и допущены, многие из них по вдумчивом размышлении очень даже органично вписываются в общую картину.  

Второй комплимент — кастингу. Пусть академическая наука скептически хмыкает и объявляет физиогномику оккультизмом, очень сложно не отметить непохожесть лиц современных обывателей и людей, живших 20, или, например, 70 лет назад. Конечно, во многом дело в особом стиле причесок, макияжа, одежды, но все же очень естественно смотрятся граждане страны Советской в фильме 2007 года. Свою роль сыграло и практическое отсутствие в «Грузе 200» раскрученных и востребованных актеров — разве только неизменно волевой Алексей Серебряков, да аутентичный во всех воплощениях Александр Баширов, но и они только добавляют картине шарма. Остальные же актеры — если не дебютанты, то просто очень мало снимавшиеся. И весь актерский ансамбль играет на "отлично".  

Особые слова необходимо сказать в адрес «фирменного» балабановского юмора. Блестящие диалоги, умопомрачительные ситуации — его юмор понятен далеко не всем, но уж те, кто понимает, просто покатываются со смеху. Но здесь — лишь в самом начале фильма, и то смех этот какой-то нервный, готовый перейти в крик. Ведь дальше совсем не до смеха. Балабановский взгляд на вещи вообще, по крайней мере в кино, отличается своей изощренностью. Согласитесь, есть что-то гротескное, но вместе с тем неумолимо правдивое в том, как обычный деревенский мужик на кухне за стаканом самогона рассуждает о кампанелловском «Городе солнца» в рамках отдельно взятого хутора и в две фразы опровергает все доводы профессора, завкафедрой научного атеизма Ленинградского университета: «Мы к тебе со всей душой, хоть у тебя ее нет». И столь же неумолимо правдива, но вместе с тем цинична и давяще-натуралистична сцена выгрузки цинкового гроба с трупом десантника — афганского «груза 200» — под афганско-десантную же песню о далекой девчонке, к которой «обязательно вернусь». Из подобных сцен состоит весь фильм и приведенные — далеко не самые впечатляющие из них.  

Рекомендовать просмотр «Груза 200» сложно. Критик, дающий такую рекомендацию, сродни врачу, выписывающему направление на ампутацию. В том, что увидеть этот фильм необходимо, сомнений нет, но слишком уж тяжелое это испытание для психики «пациента». В нашей ситуации, правда, есть все же одно отличие — зритель в конце концов сам решает, смотреть или нет. Так что решайтесь.