Песня Цезарии Эворы и рисунки Анны – сестры режиссера, которой посвящен фильм – лучшее, что есть в «Беспокойной Анне». Яркие искренние рисунки и флегматичная, полная прозрачной глубины и печали песня создают невероятно отчетливое чувство присутствия на экране неосязаемой, бесплотной, но реальной, живой, беспокойной души, которая раз за разом мучительно и бурно выплескивается из узкого стакана биологии.

К сожалению, трепетный сон очарования быстро сменяется разочарованием от глубокомысленной банальности, от притянутых в фильм эпизодов на злобу дня и модных тем. Исследование внутреннего мира Анны – юной, прекрасной, по-детски непосредственной девушки – акт буквальный, проводимый гипнотизером. Манипуляции героев похожи на ритуалы пионеров, которые от скуки пугают сами себя, после вечернего отбоя вызывая привидения в лагерной палате.

С угрюмой неотвратимостью очаровательный ребенок превращается в монстра, в какую-то муравьиную королеву, матку, породившую весь муравейник. Не знаешь, что и делать: то ли пасть ниц, то ли сбегать за дихлофосом.

С детской серьезностью и пугающей уверенностью БА предъявляет неопровержимые доказательства бессмертия души, такие же примитивные, наивные и жалкие, как хрущевско-гагаринское разоблачение существования бога – летал, не видел – только наоборот: гипнотизировал, видел.

«Беспокойная Анна» набита популярными в народе тезисам, типа бессмертной хохмы про то, что все мужики кобели. Не стесняется скользких «модных» жанровых сценок, типа страстного полового акта двух красивых мальчиков. А в конце радостно скатывается к поганой политической сатире, наливаясь фальшивым антивоенным пафосом. Все это ни для чего, не в тему, мимо кассы.