Много секса из ничего

Еще одно запечатленное на 35 мм ничтожество про Лос-Анджелес. Еще один фильм с «мистером Деми Мур» Эштоном Катчером, которому кто-то однажды очень сильно польстил, и после этого его имя собственное и слово «актер» стало вроде бы как и не зазорно употреблять в одной связке («Эффект бабочки», говорите? Гагагагага). Еще полтора часа траха в красивых интерьерах под безмозглые комментарии типа «Знаете почему залы отправления и прибытия в Лос-Анджелесе на разных этажах? Чтобы 30 000 сердцеедов, которые приезжают каждый месяц не видели 30 000, что уезжает с разбитым сердцем…», — и все в ожидании финала, который людям, у которых в голове не внутренности, а мозг, очевиден с самых первых минут. И вам оно надо?
 

Никки (собственно, Катчер) – жиголо и альфонсик, специализируется на богатых тетках, таких одиноких, что из спутников жизни у них только особняк и кредитная карточка. Саманта именно из таких, и сердцеед по расчету, почуявший добычу, не проходит мимо. Все бы хорошо, но, как и отечественном фильме «Платон» (вот уж не думал, что вспомню о нем еще хотя бы раз после просмотра), молодой, симпатичный и вполне обеспеченный (пусть и за чужой счет) обормот встречает «простую девушку» — официантку в кафе (в случае с «Платоном», напомним, была задействована продавщица модных тряпок) и влюбляется. И вот теперь, казалось бы, все-то уж точно должно быть долго и счастливо, ан нет. Милашка слеплена из того же теста, что и сам Ник, живет в ожидании свадьбы с кошельком. Не стану скрывать: наш герой резко переживает острый коллапс, кризис личности и переоценку истинных ценностей и устремляется в погоню за счастьем, «Нет, я не бабник, я другой!». Хотя чего тут скрывать – решительно непонятно: о подобном развитии так называемого местного сюжета можно догадаться, даже если смотреть фильм с закрытыми глазами.
 

Видите ли, есть случаи, когда невооруженным глазом видишь, что банальным неумением режиссера или актеров угроблена отличная идея. Есть случаи, когда пустяковый, в общем-то, фильм приятно смотреть из-за любимых актеров, красивых съемок (можно ведь, в конце концов, выключить звук и поставить свой любимый lounge), одного-единственного эпизода, который «точь-в-точь как со мной» и по до хрена еще скольким причинам. Есть, наконец, случаи, когда фильм снят настолько стремно, что его даже пересматриваешь с любовью – как с ласковой нежностью и ненавистью к себе вспоминаешь о том, как в школе ухаживал за какой-нибудь идиоткой с волосами зеленого цвета и прыщами вместо мозгов. В «Бабнике» ничего этого нет, это ярчайший пример псевдоромантического фильма для тех, кто о романтике имеет примерно такое же представление, как я об этногенезе, но при этом, как и я с этногенезом, любит это слово за его красоту.
 

Вот еще какой забавный момент. В оригинале «Бабник» называется Spread, на русский язык это слово можно перевести несколькими способами (и уж, конечно, «бабника» вы среди них не найдете), но. В последнее время на специфическом наречии ценников торговых супермаркетов «спредом» называют некую питательную замазку, нечто среднее между паштетом и суфле. Короче говоря, назвали бы фильм сразу «Размазня» — больше бы толку вышло. Представляете? «Эштон Катчер в фильме «Размазня», смотрите во всех кинотеатрах страны». Вот это было бы круто, а пока — «два».