Давно заметил, что киномания сродни алкоголизму: тот же эффект, те же процессы. Кино можно смотреть запоем, возбуждаться при мысли о скором просмотре, мучаться жестоким, почти похмельным разочарованием, в подходящей компании незаметно для самого себя переводить все разговоры на киношную тему, страдать синдромом лишения. И стремительно тупеть.

Еще только усаживаясь в кресло, я, как горький пьяница, уже был готов: глупая улыбка, приподнятое настроение, готовность простодушно смеяться над плоскими шутками. И тут на крыльце появилась она! Мэг Райан с дымящейся сигаретой и банкой колы – вот они, страшные атрибуты порочной жизни. Удобные тренировочные штаны подчеркивали складки жира. Тщательно приклеенный второй подбородок был таким же гладким, свежим и здоровым, как и лицо женщины, которая никак не тянула на мать находящегося в кадре молодого человека. Толстые слои жира выглядели так, словно под просторную трикотажную одежду наскоро напихали подушек.

Мэг попыталась изобразить эмоции, лицо не изменилось. Боже мой, мимические мышцы парализованы ботоксом, — подумал я. Мэг что-то произнесла невпопад, оператор взял крупный план. Да она же упоротая, — с ужасом подумал я! — Вот так начало!

Дальше было ничуть не лучше. Неадекватная Мэг Райан, чужеродный дубляж, вызывающие недоумение, неубедительные даже для нетребовательного пожирателя попкорна эмоции. Дурак, я дурак! Вся эта катавасия – вполне закономерный финал «Девяти ярдов 2», когда кажется, что дальше уже некуда. Но бездушная пленка в камере, конечно же, не плавится от стыда, а надеяться, что киношная братия сама собой разбредется по своим делам со съемочной площадки и кина не будет – наивная глупость.

Хуже всего, что сцены воровства музейных экспонатов напомнили прекрасный «Как украсть миллион» шестьдесят шестого года с Одри Хепборн и Питером Отулом. Убийственный для «Нового парня» контраст.

Одно достоинство у фильма все-таки есть. Он короткий.